Пойманный с поличным, я обернулся к троице, которая осторожно приблизилась ко мне. Я спрятал отвертку в кармане, потом решил достать ее, однако все-таки удержался от этого шага. Она ничем не смогла бы помочь мне против троих. Лучше приберечь ее на потом, когда, возможно, придется иметь дело только с одним из них.

Когда они оттеснили меня к стене, я просто взглянул на Сарджента, чье лицо пылало гневом, и на доктора, который недовольно прикусил губу, но что же касается третьего... я не мог оторвать от него глаз!

Если это и не было то же самое создание, которое утащило меня с корабля в бухту, то, вне всякого сомнения, это был его брат! Глубоководный подошел ближе, глядя на меня немигающими рыбьими глазами. В его движениях было одновременно что-то от прыжков и от скольжения. Моей инстинктивной реакцией было бежать. Потом я вспомнил, что должен выглядеть ослабевшим. Я попятился вдоль стены, пока не уперся в край кровати. Я упал на кровать, не сопротивляясь тем троим, что приблизились ко мне.

Сарджент и глубоководный держали меня, а доктор, вытащив шприц, угрожающе навис надо мной:

— Так, — начал он. — Значит, вы решили поболтать с нашим другом, живущим по соседству, не так ли? — Он взглянул на решетку, которая наполовину отвалилась, и на стул, придвинутый к металлической стене. — Конечно, он наговорил уйму лжи. Что ж, это не важно... Совершенно не важно.

Он ввел иглу в мою руку, и я почувствовал, как меня охватывает оцепенение. Я закрыл глаза, и двое, державшие меня, ослабили хватку.

Я слышал, как Сарджент сказал:

— Рыбы! Он поймал несколько. Вон там кости.

И ему ответил другой голос — голос глубоководного. Его тон для меня пока еще был лишен какой-либо индивидуальности.

Потом доктор сказал:

— Да, он стремительно прогрессирует. Сара сделала хороший выбор. Но было ошибкой поместить Белтона по соседству. Тем не менее, что сделано, то сделано.

Я почувствовал его пальцы, осторожно ощупывавшие мою шею в том месте, где кожа загрубела из-за постоянного потирания и почесывания. Затем он приподнял веко моего правого глаза, и я увидел его размытое лицо. Он улыбнулся, но мой взгляд был расфокусированным, так что выражение его лица показалось мне ухмылкой одного из демонов ада.

— Действительно, стремительный прогресс, — повторил он, опустив мое веко, точно ставень, и позволив мне ускользнуть во тьму забытья...

И снова мне привиделся кошмар. Но на этот раз — самый чудовищный, из того, что снилось мне до сих пор.

...Я плыл между исполинскими базальтовыми башнями в ледяных, скрытых за завесой водорослей глубинах. Я знал, что где-то за этими громадными каменными фасадами омерзительный Ктулху видит свои гнусные сны о власти. Я что-то искал. Это была дверь... В конце концов я нашел ее, зияющую черной открытой пастью за плитой из покрытого коралловым наростом базальта, многие века назад отвалившейся от основного строения.

Я плыл вниз, в лишенные света склепы, чья немыслимая древность ошеломляла, пока, наконец, не добрался до внутренних помещений, служивших домом спящему богу. И в конце концов, в зареве огней светящегося гниения, я увидел самого Ктулху!

Но это был самый странный сон, который видел великий Древний, и его демонические когти на моих глазах угрожающе сжали подлокотники огромного трона, а сложенные крылья шевельнулись, точно собираясь раскрыться над головой со множеством щупалец и вознести его из глубин в ничего не подозревающий мир над водой! Глаза на огромном лице были закрыты, что, как я знал, было проявлением милосердия. Щупальца его челки и бороды, точно усики какого-то жуткого анемона, были почти спокойны, так что я шел тихо из боязни разбудить его.

Затем, когда я развернулся, чтобы прокрасться обратно, он почуял меня. Его крылья перестали дрожать, судорожно сжимающиеся когти потянулись ко мне. Его глаза превратились в огромные щелки, которые начали жутко и гипнотизирующе открываться, и, ужас из ужасов, щупальца на его лице зашевелились, точно пробудившиеся змеи.

Они поползли в моем направлении, а я отчаянно шарахнулся назад, вздымая вверх тысячелетний ил и слизь, лихорадочно спеша выбраться из этого места. И я помчался...

И проснулся.

Весь в поту, я открыл глаза и обнаружил тьму. Свет был выключен, а в цистерне было душно, как в склепе. Когда остатки сна рассеялись, я вспомнил все, что произошло, и нащупал в кармане отвертку. Приободренный, я прислушивался к стуку моего сердца, пока оно не успокоилось и не пришло в норму. Откуда-то доносился тихий шелест набегающего на песчаный берег моря, и я догадался, что был прилив и снаружи наступила ночь. Все вокруг стало безмолвным... Или нет?

Откуда-то сверху раздался приглушенный скрип, а легкий отзвук голосов свидетельствовал о том, что в здании надо мной еще кипит жизнь. Гнев — да и ярость тоже — стянули мое лицо в страшную маску, и я решил больше не ждать, а совершить побег при первой же возможности.

Вместе с этим решением пришла боль, заставившая меня приложить руки к шее и осторожно ощупать треснувшую кожу под челюстью с обеих сторон. Я ощупал ее... и то, что я там обнаружил, вызвало панику! Раны под моими недоверчивыми пальцами были свежими, глубокими и аккуратными щелями, шедшими параллельно челюстной кости и на ощупь похожими на клапаны из сырого мяса.

Всепоглощающая паника охватила меня, но лишь на миг, а потом на меня сошло холодное и расчетливое спокойствие, которое испугало меня почти так же сильно, как и его причина — внезапное озарение, поведавшее мне ошеломляющую истину!

Да, истину! Теперь я все понял. Я знал, что так испугало Белтона, когда он впервые увидел мое лицо через вентиляционное отверстие, и знал, почему меня избрали... Я не знал еще очень многого, но я понял... В один ужасающий миг понял... То, что я не по своей воле приобрел Иннсмутский вид и что так или иначе я заставлю глубоководных заплатить за это!

Еще через миг я выскользнул из одежды и нырнул в воду в углублении дна цистерны. Даже в темноте найти рыб оказалось несложно. Похоже, я чувствовал их местонахождение. Они еще не заснули, хотя были очень к этому близки, но даже если бы я нашел их плавающих брюхом вверх, я все равно съел бы их... Я знал, что мне понадобятся все силы, которые я смогу собрать, чтобы встретить то, что должно было произойти...

Семпл пришел не один, а вместе с Сарджентом. Лежа в кровати и притворяясь спящим, я молчаливо клял судьбу, когда дверь с обычным лязгом открылась, и до меня донеслись их голоса. Мой план зависел от того, войдет ли ко мне только один из них. Кто-то вся равно должен был придти, раньше или позже, хотя бы только для того, чтобы пополнить запас моей «еды» и проверить, как я «прогрессирую». Мне не пришлось слишком долго ждать. Однако теперь я оказался в растерянности. Казалось, что мне придется отложить исполнение моего плана. Потом я почувствовал, что сквозь мои закрытые веки проникает свет, и услышал, как Семпл, перешагнув высокий порог, вошел в цистерну. После этого он обратился к Сардженту со словами:

— Иди сюда. Принеси фонарь.

— Мне подождать? — спросил Сарджент.

— Не нужно, — распорядился Семпл. — Он слаб, как котенок. Прикрой дверь, но не запирай ее. Я выйду сам.

Так значит, мне предстояло остаться наедине с Семплом? Мой пульс вмиг ускорился.

— Доброй ночи, — донесся до меня флегматичный ответ Сарджента, глухо стукнула закрывающаяся дверь, и медленные шаги прошаркали, удаляясь.

Теперь я должен был следить за дыханием и бешено колотящимся сердцем. Семпл подошел к моей постели и встал надо мной. Что он там делает, стоя так тихо? Неужели он что-то заподозрил?

То, что произошло потом, меня напугало. Я готовился ощутить ладонь Семпла на моей руке, а не легкую дрожь его пальцев на только что открывшихся жаберных щелях в моей шее!

Я вскочил. Мои руки сомкнулись на его замотанной шелковым шарфом шее прежде, чем он успел вскрикнуть. Я швырнул его на металлический пол и удерживал там, не давая шевельнуться, пока его глаза не начали стекленеть, а губы конвульсивно задергались. К этому времени Сарджент должен был быть уже далеко, в своей комнате наверху, в главном здании. И все же лучше действовать наверняка.